ЗА ДРУГИ СВОЯ 
Все
помнят и я – не забыла. Дубровка.
Театральный центр. Заложники.
Сводки новостей коротки и тревожны.
Огромная Москва сфокусировалась в
чёрную, зловещую точку, болит
сердце в предчувствии беды. Помню,
глубокой ночью, измученная
бессонной вахтой у радиоприемника,
я подошла к окну, заглянула в
октябрьскую черноту. И – увидела:
дом напротив светился десятками
окон, так бывает в дни общих
праздников.
Теперь вот – день общей беды. Люди
не спали, – слушали сводки, плакали,
молились. И в эту вязкую тревожную
ночь вышел из дома человек. Рослый,
широкоплечий. На нём была форма
российского офицера. Человек
размашистым шагом направился в
сторону Театрального центра. Мимо
домов, где слушали сводки и плакали.
Удостоверение подполковника
российской армии позволило ему
миновать уже выставленные к тому
времени кордоны. Он вошёл в театр.
Боевик в маске преградил путь.
Офицер представился, показал ему
удостоверение, изложил свою
просьбу: “– Освободите детей. Я
готов остаться здесь вместо них”.
Его убили. С множеством
огнестрельных ранений его тело
бросили в подвале Театрального
центра. Уже после штурма оно было
найдено и стало известно имя этого
российского офицера. Васильев
Константин Иванович. 35 лет,
уроженец города Сарова
Нижегородской области.
Удивительно, но ни в одной сводке
новостей среди имён тех, кто входил
в здание Театрального центра к
заложникам, имя подполковника
Васильева не прозвучало. Думаю, и
сейчас прозвучало оно в удивление
многим. В удивление было оно и для
меня, когда впервые рассказали мне
о случившемся друзья Константина,
тоже русские офицеры. Приглашали в
Саров на сороковины, но не пришлось
пока съездить, поклониться могилке
да и приложиться к кресту.
А вот крестик нательный... Боевики
пытались сорвать с Константина
крест. На шее убитого осталась
глубокая рана от тесёмки. Когда
тело опознали, вместе с вещами
вернули и чудом сохранившийся
нательный крестик раба Божия
убиенного воина Константина.
– Он был удивительно русским
человеком. Он Россию любил, он
служил ей и как офицер, и как
православный христианин. Благодарю
Господа, что свёл меня с ним, –
подполковник юстиции Игорь
Задорожный знал Константина много
лет. Они вместе служили в одном
Управлении, состояли даже в
духовном родстве – дочка Игоря
Машенька крестница Константина.
Когда на следующий день Константин
не пришёл на службу, кто-то горько
пошутил:
– Не на Дубровку ли он пошёл, с его
характером...
О Косте говорят, что он не просто
любил Россию, Россия жила в его
сердце, и оно, сердце, болело её
радостями и страдало её бедой. Он
даже письма подписывал: “Россия
великая, Саров могучий”. Саров –
родину свою – любил особо. Каждый
год Крестным ходом вместе с
другими паломниками шёл в Саров
на день памяти преподобного
Серафима Саровского. Глаза синие,
как два ручья, улыбка широкая.
Крестик на загорелой груди...
Крестик. Опять я о нём. Не
случайно.
Майор Антон Маньшин тоже близкий
друг Константина. Участник двух
чеченских войн, Герой России.
Тяжелейшее ранение сердца,
сквозное, навылет, пять месяцев в
коме, врачи единодушно говорили –
не жилец. И друг, сослуживец, брат во
Христе Константин отправляется по
святым местам – вымаливать
Антония. Был в Оптиной пустыни, на
могилках оптинских старцев просил
за него, подавал, где мог, записки, –
молитвенный подвиг вершил и с
трепетом, и с упорством. Горячая
молитва всегда доходит по
назначению. “Нежильца” везут в
Оптину и там через пять дней он
впервые за пять месяцев приходит в
сознание, открывает глаза. А через
неделю... на своих ногах уже идёт ко
всенощной.
Мы говорим с Антоном о Косте.
Тихий вечер располагает к беседе, и
Антон вспоминает, как однажды они с
Костей читали вместе о Куликовской
битве, о том, как устоял монах
Пересвет, богатырь русский, перед
татарским мечом. Монашеский крест
на груди вдавился в богатырскую
грудь, вошёл в неё и, собрав все
силы, Пересвет добрался до палатки,
в которой находилась икона
Пресвятой Богородицы и,
перекрестившись, умер перед ней, до
конца выполнив свой долг перед
Отечеством и Богом.
– И Костя долг перед Отечеством и
Богом исполнил. Ведь он знал, к кому
шёл... – сказал Антон.
Но настоящий долг выполняется
через жерт-венную любовь. Его никто
не обязывал, его сердце
христианское обязало. И крест на
груди.
– Как жаль, что его крестик не
сохранился, – говорю тихо Антону. –
Он пристально смотрит на меня и
вдруг решительно снимает с себя
маленький крестик.
– Сохранился. Вот он. Мне отдали
его Костины родные.
Маленький серебряный крестик Я
протягиваю к нему руку, и он
обжигает её горькой болью и горькой
памятью. Этому кресту ведома
тайна последних Костиных минут.
Распятый Спаситель... На обратной
стороне – святой Георгий
Победоносец. Костя родился в день
его памяти – 6 мая 1967 года.
Удивительным смыслом вплетаются
жизни людей в жития святых
угодников Божьих. Святой Георгий
Победоносец первым встал у
колыбели новорожденного и, кто
знает, может тогда уже был
определен ему путь воина и
защитника. А земля Саровская
напитала его, русского мальчика,
молитвенной памятью преподобного
Серафима, сформировала характер,
научила жертвенной любви. А
Оптинские старцы? Ведь 24 октября,
когда пуля бандита оборвала
Костину жизнь, – день памяти
оптинских святых. Когда-то он
молился оптинским святым за
раненого друга, теперь они молятся
о нём в чертогах Небесных, чудны
дела Твои, Господи...
Он торопился жить. Писал стихи,
любил хорошую музыку, природу, был
очень развит физически, много
читал, находил время для тех, кому
плохо. И очень боялся навредить
собственной душе. Бережно
взращивал в себе настоящего
христианина. Его преподаватель
музыки, а последние годы добрый
друг Наталья Яковлевна Липайкина
вспоминает, что о чём бы они не
говорили с Костей, всегда разговор
сводился к России.
Да все мы любим о России
поговорить. Повозмущаться да
погоревать, поудивляться да
похвалиться. Но кроме слов есть ещё
– дела. Есть конкретная цена нашей
любви к нашему Отечеству. И вершить
дела всегда труднее, чем изрекать
глаголы. Костина цена любви
оказалась ценой его собственной
жизни. Он пошёл туда, куда пришла
беда, не рассуждая, и фраза
“положить душу за друга своя”,
которую мы так охотно и часто
повторяем, обрела в подвиге
русского воина Константина
Васильева смысл глубокий,
жертвенный, – настоящий.
Мне очень хотелось рассказать о
Константине Васильеве именно в
февральском номере журнала. Ведь в
феврале мы всегда праздновали день
Советской армии, который потом
переименовали в день армии
Российской. А я всё никак не могла
привыкнуть к новому названию.
Подвиг российского воина, шедшего
на верную смерть за други своя, за
детей под прицел бандитского дула
достоин светлой памяти и горячих
молитв. Русский, российский воин –
это человек, любящий своё
Отечество, страдающий его болью и
умеющий за него умирать.
Смерть Константина свела меня с
его друзьями, сослуживцами, с теми,
кто достойно несёт звание
российского воина. Эти люди не
нажили себе на чёрный день теремов
писаных да колесниц заморских, но
они взращивают свои сердца в
истинной и верной любви к Богу,
Отечеству, ближнему. А любовь – она
всё покроет, и познавший её уже
никогда не испытает радости
большей.
Константин Иванович Васильев
ушёл из жизни в расцвете лет. По
земным меркам его смерть вызывает
недоумение. Да, есть и те, кто
говорит о бессмысленности его
ночного похода в Театральный центр
на Дубровку. Чего добился? Что
изменил? Но у Божьего суда свои
законы. И во все времена
законодателями этого суда были
подвижники Христовы. Соль земли,
без которой жизнь пресна и лишена
духовного смысла. Удивительно, но
незадолго до смерти Константин
вдруг принялся дарить друзьям и
знакомым изящные стеклянные
подсвечники. Подсвечник без свечи
– просто подарок. Но если горит в
нём свеча – значит, жива память о
дорогом сердцу брате во Христе.
Память добрая. Память вечная...
Наталия Евгеньевна
Сухинина
Русский Дом, февраль,
2003
