Итальянский ресторан «Манджонэ»

в Семеновском торговом центре

20.07.2014

20 июля 2014-го года

Воскресенье 18.24

Пограничники

Глава 58

 

Да, итак, это Широпаевское отрицание и Родины, («Орда»), и Русского народа («Татары») и русской идеологии («Азиатчина»), и русского характера («Пограничный») и ещё много чего происходит, знаете ли, от страха. Ну да, да, именно от страха. Только от страха, не внешнего, а внутреннего. Страха, так сказать, глубинного, то есть страха, и даже ужаса перед глубинами

своей собственной внутренней бездной.

Посмотришь туда, а там такое отверзается. В общем как писал поэт

«Есть упоение в бою,

И страшной бездны на краю...»

Или все то же

   Постою... на краю...

Все такое знакомое, наше, родное. Помню в году эдак 1972, кажется возвращались мы со студентом Колей Шибаевым из Любляны в Москву. Был январь за окном вагона была черная ночь и со свистом летел снег и горячие искры из печек вагона... И вот приехали мы утром в Будапешт. Мороз минус 35, кругом снег и лед, и молодые советские солдаты пограничники загружаются в плацкартный вагон... Таким чем-то до боли родным навеяло. Я ведь три года в таких же вот длинных серо-зеленых шинелях на ночное дежурство ходил. Вдруг вижу на перроне как-то растеренно одиноко стоят две женщины в шикарных таких шубах. Одна пожилая, другая молодая, лет эдак на 24-25-ть. И что-то нашим проводникам по английски доказывают. А наши в языке международного общения, естественно — ни бум-бум. Ну я и помог. Оказалось две гречанки, из Афин. Дочка везет мать на глазную операцию в клинику Федорова в Одессу. А билеты у них какие-то неправильные, не на тот поезд, что ли. Короче я им помог. Проводники согласились посадили их в плацкартный вагон с солдатами. Так и ехали, чуть ли не стоя до Венгерско-Советской границы. Потом в Чопе им выделили отличное купе. А в Киеве, ночью я посадил их в такси, и отправил в гостиницу. Тут и простились. И вот, радостный, что помог полуслепенькой греческой мамаше с её молодой дочкой, возвращаюсь я на вокзал, и смотрю мимо меня, набирая скорость, идет какой-то поезд. Я спрашиваю у мужика:

- Это какой поезд?

- Московский — отвечает он.

И вдруг я понимаю, что это именно мой поезд, и этот мой поезд уходит от меня навсегда... И я бегу за последним вагоном, догоняю, прыгаю и повисаю, схватившись за поручни. Так и прыгнул с сигаретой в зубах. И повис. А он всё набирает скорость, и из моей сигареты все сильнее летят искры. А я вишу и думаю.

- Вот это жизнь! Всю жизнь о такой мечтал!...

Я потом, несколько позже, более подробно расскажу всю эту историю, а сейчас лишь хочу заметить, что вот эти прыжки и полеты, эти висения на поручнях, и хождения по кромке льда, вообще очень даже типичны для Русского человека. Видимо их и имеет в виду Алексей Широпаев, когда называет русский народ - «пограничником». А что, ведь правда. Ведь я тогда, ночью, когда кругом был мороз — 30 градусов и снег, кругом, и ветер, и искры из моей сигареты, смешивающийся с искрами из печи последнего вагона — ведь это и было же, в прямом смысле

полет в ночи над черной бездной Небытия.

И именно поэтому «Бытие» ощущалось как-то особенно остро...

Но потом мы стареем и как-то окаменеваем что-ли. И весь наш, так сказать, «люфт — ваффе» куда-то девается. Но там, в глубинах души все равно остается. Вот и страшно становится туду заглянуть... И тогда мы начинаем или превозносить эти наши свойства и объяснять самим себе что мы «Святой Народ-Богоносец», или, наоборот, клясть все это и кричать, что мы «татарщина и орда»... Я за Богоносца, а Алёша за «Орду». Самое интересное, что на самом деле мы и «то и это», и в тоже время и «не то и не это». А как-то может даже третье, и четвертое... Но все же насчет «народа-пограничника» это, конечно, верно. У Сербов даже термин такой есть «граничары», т. е. воины вечно живущие на границе двух Царств - «Империи Зла» т. е. славян, и «империи Добра» т. е. Запада. И ничего ведь — живут. Правда не очень долго. Лет до 30-35-ти...

Но вернемся к статье нашего поэта.

«Русскими, - пишет он, - вероятно в нормальных странах скоро будут пугать детей. Балабанов, кстати говорит об этом открытом текстом. На вопрос «Вы гангстеры?», проститутка Даша, вызволенная Данилой из сексуального рабства, отвечает просто: «мы русские». То есть «русские» - продолжает Алексей Шаропаев, - это

четкий маркер жизненного экстрима и антисоциальности,

хорошо узнаваемый Западом. Маркер опасных людей - «пограничников», способных, скажем, устроить пьяный дебош в высоколетящем лайнере. А действительно, почему это он летит так странно. Надо или поднять, или несколько, так сказать, снизить. А то нам гор, что то не видно... Впрочем, почему же обязательно в лайнере. Есенин, например, однажды побил все зеркала в знаменитом парижском «Мулен руже»

И угодил за это в тюрьму. Но почему же только — русские? Ведь и знаменитый французский, чуть ли не средневековый, поэт Франсуа Вийон, так же себя вел. Да и писали что-то уж очень похоже - помните у Есенина:

Я читаю стихи проституткам,

И с бандюгами жарю спирт...

А вот Вийон

Здесь много веселья, и много вина

Я вор, проститутка она...

Впрочем не только француз Вайон, но американец Эдгар По вел себя очень похоже. Однажды он в пьяном виде, разгромил целый дом. А когда, извините, очухался, понял, что этот дом — его собственный... Так что, Лёша: «буйство глаз и половодье чувств» - было свойственно отнюдь не только русским «пограничникам»... Правда в молодости. А в старости, как-то даже стыдно все это вспоминать. Стареем, Лёша, стареем...

«У Достоевского, - пишет Алексей Широпаев, есть такой роман о прежней русской жизни «Бедные люди». Теперь русские пройдя через ад XX века и в большинстве оставшись бедными, скорее — страшные люди. Страшные не «по человечески». А скажем так, - метафизически. Да, обаятельные даже в бандитизме и пьянстве, как брат Витя. Да, душевные и вообще клёвые, как брат Даня. Порой пленительные. Но при этом, повторяю — страшные. Причём непонятно, кто страшнее: просто киллер Витя со своей дикарской верой в силу денег или

киллер — идеалист Даня, со своей русской правдой.

Ибо они именно БРАТЬЯ. Вот это и есть вопрос, оставленный нам Алексеем Балабановым...

Песня «Гуд бай, Америка», звучащая в финале «Брата — 2», стала пророчеством о военном разводе путинской России с Западом.»

Далее у Алексея Алексеевича идет разбор характера ещё одного «Брата — пограничника» В.В. Путина. Это разбор, простите за тавтологию, давайте «разберем» в следующей главе

нашего пограничного романа...

+ + +